Белый конь - Страница 32

На четвертый день он не вытерпел и открылся всем соседям, каждому в отдельности поведал, почему, чего ради носится с собакой, раскармливает ее. Люди с напускным вниманием слушали его восторженный рассказ, уже зная тайну от Эзекии.

Одни притворно восхищались крохотными щенками и сулили им блестящее будущее, скрывая насмешливые ухмылки, но большинство куда более определенно представляло себе их участь: железная клетка Муко — узилище бродячих собак, и они твердили свое: на кой тебе, дядя Григол, множить бездомных собак!

Как бы там ни было, и верившие, и не верившие старику, не признаваясь себе, дожидались появления ученого в золотых очках. А сказать вернее, сгорали от любопытства — каждый хотел воочию узреть ученого, в существовании которого сомневался.

Старый кожемяка заглянул к мельнику Степанэ — попросить миску муки на варево для собаки, но мельница оказалась на запоре. С настила лодки, на которой стояла будка, его окликнул Эзекиа:

— Пожалуй к нам, дядя Григол, благослови наш стол!

Привязанная толстыми цепями мельница тихо покачивалась на волнах Мтквари, массивное деревянное колесо грузно вращалось, и из дощатой будки доносились гул и мерный стук порхлицы.

Позади мельницы на длинной скамье вдоль перил пристроились Эзекиа и кузнец Чумдатуа, оба люди преклонных лет. Кузнец был невзрачный, но жилистый, прокаленный пламенем горна.

Возле перил стоял служивший столом деревянный ящик, застланный старой газетой, а на нем — две бутылки вина. «Нашли время пить в эдакую жару», — укоризненно подумал старик, но, перебравшись к ним через мостик, сразу ощутил некоторую прохладу; легкий ветерок, слетавший то ли с волн, то ли с лопастей колеса, обдавал живительной свежестью и как будто рассеивал знойную духоту.

Дядя Григол опустился на скамейку и выпил с ними стаканчик вина, перекинулся несколькими словами. Но внезапно его потянуло прочь, ни говорить с ними, ни слушать их не было охоты. «Ладно, посижу малость, авось Степанэ подойдет, возьму горсть муки и пойду восвояси», — сказал он себе.

Низко над городом повисла удушливая туча, и не понять было — полдень сейчас или уже сумерки. Спасением был бы сейчас ливень, но муторный день, кажется, не собирался освежаться дождем.

Степанэ все не появлялся, и старик собрался уходить, решив зайти завтра, но его уговорили выпить еще стаканчик, и он остался, оправдываясь перед собой: «Чего откладывать, раз уж тут, дождусь мельника».

Во дворе появился Зеленый френч. Помедлив чуть и оглядевшись, он пустился к мельнице.

Перейдя мостик, он остановился, явно озадаченный, не ожидал, кажется, застать здесь кого-либо. Однако виду не подал.

Сидевших за «столом» он знал и, не выказывая недовольства, нарочито весело крикнул: «Привет компании!», словно невесть как обрадовался им.

— Объявился! И где тебя только носит! Исчезнешь, ровно в воду канешь! — воскликнул Эзекиа, точно в самом деле давно его не видел и очень тосковал по нему.

Зеленый френч вытащил из-за пазухи две литровые бутылки вина, поставил на ящик и удовлетворенно потер руки.

— Гляди-ка, деньгами разжился! — изумился Эзекиа и рассмеялся Зеленому френчу прямо в лицо. — На каком перекрестке христарадничал?

Чумдатуа криво улыбнулся и передвинулся к Эзекиа, высвобождая место вновь пришедшему.

Издевку Зеленый френч пропустил мимо ушей, давно притерпелся к насмешкам и подковыркам. Как у любого пьяницы, и у него деньги в кармане не водились. Он рыскал по духанам и бражничал на чужой счет, пристраиваясь то к одному столику, то к другому.

Зеленый френч поспешил сесть. Руки у него тряслись — не терпелось промочить горло. Выудив из большого кармана френча рюмку, он быстро наполнил ее.

— Да будет на вас благодать Мтацминды! — пробормотал он и выпил залпом, словно водку.

— У тебя, верно, и вторая рюмка найдется, — заметил Эзекиа. — Мы с дядей Григолом из одного стаканчика пьем.

— Почему не найдется! — Зеленый френч выразительно ухмыльнулся я достал из нагрудного кармана еще одну рюмку — точное подобие первой. — В духане Антона прихватил… про запас. Люди мы, понимаешь… Не люблю чужим пользоваться, из своей рюмки люблю пить.

— Языком трепать любишь, вот что! Болтаешь — не краснеешь, — не утерпел Эзекиа. — Всю жизнь из чужого стаканчика чужое вино хлещешь, с чего вдруг чужим стаканом брезгать стал? Чужеед? И нечего молча пить, дармоед, скажи слова, какие положено!

Осушив еще два стакана кряду, Зеленый френч пришел наконец в себя и примирительно заухмылялся.

— Да раскройте рты, как можно молчком пить, — ворчал Эзекиа. — Эдак рот паутиной покроется! Изукрасьте застолье словом!

Дядя Григол, чуть отвернувшись от сотрапезников, смотрел на заречную сторону, размышляя о своем: «Запропастился мельник, не дождусь, видать, пойду-ка домой, хоть пригляжу за щенятами».

А огромное деревянное колесо все вертелось и шлепало лопастями по воде, возмущая и освежая прохладными брызгами застойный воздух. Но эта веющая от воды прохлада была обманчивой, она давала отраду лишь в первые минуты, а потом становилась привычной, и жара донимала здесь не меньше, чем на шуабазарском майдане.

На той стороне реки кто-то сбегал по склону «Мадатовского островка». Спустившись к берегу, человек, направился к мосту. Там он остановился, скинул с себя одежду на гальку и, прыгнув в воду, поплыл к мельнице.

Зеленый френч быстро освоился за «столом», хотя и с самого начала не испытывал неловкости.

— Все на свете перевернулось и смешалось, — искренно, как на духу, поведал он, Эзекии. — Собаке хозяина не сыскать.