Белый конь - Страница 82

Вскоре над лестницей выросла лысая голова почтенного Поликарпе. Он деловой походкой направился к галерее. За ним следовали четверо дюжих мужиков.

Поликарпе взялся за ручку двери и очень удивился, когда дверь ему не подчинилась. Он еще раз налег на дверь и, недоумевая, заглянул в окно. Здесь он столкнулся со взглядом Луки и сразу рассвирепел:

— На что это похоже!

Но он быстро овладел собой, спокойно оглядел балкон и, словно к кому-то обращаясь, проговорил с деланной улыбкой:

— Вы только посмотрите на этого молокососа! Он запер дверь! Открой сейчас же эту проклятую дверь!

— Не открою!

— Как это — не открою!

— А вот так — не открою!

Поликарпе снова засмеялся и подергал за ручку двери.

— Посмотрим, до каких пор ты будешь сидеть взаперти!

Лука видел из окна багровое от досады лицо Поликарпе. Его помощники спокойно стояли у него за спиной и терпеливо ждали дальнейшего развития событий. Потом на тот участок балкона, который находился в поле зрения Луки, выехала коляска Андукапара, вслед за ней появилась Богдана, упиравшаяся обеими руками в спинку кресла.

— Не рановато ли вы затеяли обмен, почтенный Поликарпе? — спросил Андукапар.

— Это тебя не касается, дорогой сосед! — ответил Поликарпе и как бы про себя добавил: — Что за хамство вмешиваться в чужие дела!

— По-моему, кроме вас, здесь никто в чужие дела не вмешивается, а что касается хамства, то я еще не встречал более наглого и подлого человека, чем вы!

Поликарпе не обратил никакого внимания на слова Андукапара, словно не слышал ничего. Но через некоторое время он неожиданно взбеленился, затряс дверь и заревел:

— Открой сейчас же, бездельник, иначе я высажу дверь!

— Не открою! — спокойно ответил Лука, он и вправду немного успокоился при виде Богданы и Андукапара.

— Я вызову милицию! — крикнула Богдана.

— Хоть милицию, хоть полицию! У меня на руках документ, подписанный старухой! — огрызнулся Поликарпе и снова обернулся к Луке: — Я тебе говорю — открой немедленно!

Лука, разумеется, не открыл. Тогда Поликарпе дал знак безучастно стоявшим помощникам, и они впятером налегли на дверь. Лука поторопился скрыться, так как видел, что сила противника превосходила прочность двери.

Дверь с треском поддалась, все пятеро ворвались в галерею и окружили кровать тети Нато.

— Тихонечко, теперь тихонечко! — предупредил Поликарпе.

Мужчины осторожно сдвинули кровать, потом так же осторожно подняли ее. Лука вдруг вспомнил, как выносили из этой комнаты тетю Нуцу, и в глазах у него потемнело. Придя в себя, он схватился за ножку кровати и крикнул: «Не трогайте!» Но что он мог поделать?

Тетю Нато тоже вынесли из галереи, но не в гробу, как ее сестру, а в собственной кровати. Лука побрел следом. Подойдя к лестнице, мужчины вдруг опустили кровать и поставили ее на пол. Поликарпе побагровел, засуетился, охваченный внезапным страхом и волнением, словно собирался бежать и не мог. Луке показалось, что кто-то поднимался по лестнице, кто-то, внушавший его врагам непреодолимый ужас. В наступившей тишине явственно раздавались тяжелые шаги.

Вскоре на балконе, опираясь на палку, показался высокий человек в военной форме с маленьким чемоданом в руке.

— Что здесь происходит?! Куда вы несете эту женщину? — спросил офицер.

Это был Гоги Джорджадзе — отец Луки.

Лука не успел произнести ни слова, потому что потерял сознание.

Глава шестнадцатая

Когда Лука через несколько минут пришел в себя, отец носил его по балкону, как маленького ребенка.

Волнение и суматоха улеглись, двор затих. Соседи, которые по пятам за Гоги Джорджадзе поднялись на балкон второго этажа, не в силах подавить возмущения и негодования, теперь, вполне удовлетворенные, вернулись назад. В этой неразберихе Поликарпе Гиркелидзе куда-то испарился, ускользнул незаметно, и никто не мог его найти ни тогда, ни после.

Тетю Нато вместе с ее кроватью снова водворили на место. Вторую комнату, откуда несколько месяцев назад Поликарпе выселил Луку, с большим трудом открыли.

Тетя Нато весь день плакала и смеялась. Весь день старалась что-то сказать своему зятю, но никак не могла. Ей только удавалось показать ему, чтобы он держался к ней поближе и не покидал ее. Гоги Джорджадзе сидел возле ее изголовья и обещал ей перевернуть весь мир и найти свою жену, мать Луки.

— Зачем, зачем она поехала, — твердил он, — я ведь предупредил ее, чтобы она не выезжала из Тбилиси.

Гоги Джорджадзе дал Богдане денег. Богдана и Лука пошли на рынок за провизией. Лука сам попросил, чтобы его взяли. В странном он был состоянии — наверно, от чрезмерной радости и волнения; ему не сиделось дома, поэтому он решил на некоторое время выйти, чтобы в шуме и сутолоке базара немного перевести дух.

Стол вынесли из другой комнаты и поставили возле кровати тети Нато. Пообедали все вместе: отец, Лука, тетя Нато, Андукапар и Богдана. Честно говоря, тетя Нато почти ничего не ела. Богдана проглотила несколько ложек украинского борща, который сама сварила.

Потом Андукапар и Гоги Джорджадзе стали беседовать, из этой беседы Лука заключил, что положение на фронте немного изменилось, хотя и не настолько, чтобы можно было больше не тревожиться.

Установить личность и адрес Поликарпе Гиркелидзе так и не удалось. Тетя Нато ничего сказать не могла, а отец Луки даже приблизительного представления не имел, кто он такой, откуда и с какой стороны приходится родней. Когда у тети Нато спросили, подписывала ли она какую-нибудь бумагу, она ответила утвердительно, но она даже понятия не имела, какой документ заставил ее подписать Поликарпе Гиркелидзе.