Белый конь - Страница 75

— А разве я не была ребенком? Кто меня пощадил?!

— Ну и что в этом хорошего!

— Оставь меня в покое, я хочу танцевать! — Иза вырвалась из рук Богданы и начала плясать посреди комнаты. — Да здравствует веселье!.. Мне жарко! Я сниму платье!

— Иза!

В дверь осторожно постучали.

— Кто там?

— Это я, Ладо.

— Входите, дядя Ладо! — пригласил Андукапар.

— Твой дед пришел! — остановила Богдана продолжавшую кружиться в танце Изу.

Дверь отворилась, и в комнату вошел дядя Ладо, улыбнулся и снял шапку. В грубых больших руках он держал несколько букетиков цикламенов. Он подошел к Богдане и преподнес ей цветы, поцеловал ее, обнял Андукапара.

— Поздравляю вас, дорогие, будьте счастливы! — сказал дядя Ладо. — Я принес вам первые весенние цветы.

— Лука, налей дяде Ладо вина!

Лука уже был на ногах, достал чайный стакан из буфета и вылил в него остаток вина из бутылки. Дядя Ладо только протянул руку, чтобы взять стакан, как Иза неожиданно для всех кинулась к нему, обняла и начала умолять:

— Идем домой, дедушка, идем!.. Я больше не могу!

— Постой, детка… Дай мне благословить молодых!

— Нет, уйдем отсюда сейчас! — Иза проявляла непонятное нетерпение, плакала, топала ногой, торопила старика, как будто каждая минута имела решающее значение.

— Ладно, — спокойно ответил дядя Ладо, — если так, то пошли.

Оставшиеся безмолвно переглянулись. Потом Андукапар улыбнулся Богдане и глазами попросил ее сесть рядом с ним. В комнате воцарилась необычная тишина — гнетущая, отчужденная, и Лука понял, что пора уходить.

— Я пойду, — сказал Лука.

— Посидим немного… Ведь завтра воскресенье. — Богдана обняла Луку за плечи рукой, в которой держала цветы, подаренные дядей Ладо.

— Нет, я пойду спать.

В галерею из комнаты просачивался бледный свет. На столе стояла швейная машина. Там же в беспорядке валялись солдатские гимнастерки. Еще вчера Богдана сидела здесь до полуночи и строчила. Лука с болью подумал, что завтра она так же унесет эту машинку в комнату Андукапара, как сегодня унесла свою постель.

Страх пустоты и одиночества навис над ним. Он осторожно вошел в комнату, где спала тетя Нато, взял лампу и пошел к себе. У него кружилась голова и тошнота подступала к горлу. Он поставил лампу на комод, а сам сел на стул.

Богдана огоньком надежды жила в галерее, и Луке показалось, что он так же потерял эту надежду, как в тот злосчастный день потерял последнюю рубашку на берегу Куры. Чувствуя себя ограбленным, он сидел в своей комнате, охваченный страхом.

Лука не раздевался и не ложился спать, потому что боялся… Чего? Этого он и сам не знал.

Глава тринадцатая

— Почему ты не дал мне телеграмму? Что за неуважение, я не понимаю! — Это соизволил приехать почтенный Поликарпе, который откуда-то прослышал о болезни тети Нато и поспешил сюда, чтобы в трудную минуту быть рядом с «близкими». — Неужели ты не мог мне сообщить, что моя тетушка так тяжело больна, головастик несчастный!

Оскорбленный Лука стоял в углу. Ничего на свете не могло его обидеть так, как слова Поликарпе Гиркелидзе. Весь день Луке казалось, что у него и в самом деле огромная распухшая голова, которая не держится на плечах и падает. Все прохожие с удивлением на него глядят: ну и головастик!

Лука даже не вспомнил про почтенного Поликарпе, а если бы и вспомнил, то все равно не знал, куда посылать телеграмму и кому. Не спрашивать же у тети Нато, которая двух слов не могла сказать, как найти почтенного Поликарпе!

Поликарпе в два дня уладил все дела: Луку выставил в галерею, а сам поселился во второй комнате. И, как видно, навсегда. В его комнату без спросу никто войти не мог.

Тетя Нато неподвижно лежала на своей кровати и, лишенная дара речи, глядела в одну точку. Время от времени глаза ее наполнялись слезами и потом снова надолго высыхали.

Богдана по-прежнему за ней ухаживала, ни на минуту не переставала о ней заботиться.

— Что это за женщина? — спросил Поликарпе, когда впервые увидел Богдану.

— Жена Андукапара, — ответил Лука.

— Ого, крепко же она на ногах стоит, как я погляжу! — не мог скрыть восхищения Поликарпе. При этом отвратительная ухмылка скользнула по его губам, — справится ли Андукапар с такой женщиной? Ай-ай-ай!

По воскресеньям Поликарпе уносил из дома какие-то вещи на сабурталинскую толкучку. Лука не смел ничего ему сказать. Правда, он пожаловался Андукапару и Богдане, но что они могли поделать. Поликарпе был близким родственником и сейчас явился в роли покровителя и защитника. Так кто же посмеет его упрекнуть?

Сразу же по приезде он подружился с Датико Беришвили и каждый день копошился возле голубятни Рубена Коротышки, где теперь был склад бумажных пакетов.

В один прекрасный день он заявил Луке:

— Другого выхода у нас нет, придется обменять с Датико Беришвили квартиру, он дает большие деньги.

— Тетя Нато не согласится.

— Кто ее спрашивает? Что она понимает? Не сегодня-завтра отправится следом за сестрой… А ты знаешь, во сколько теперь обходятся похороны? Очень дорого! Смотри, мой милый, как бы наша тетушка не осталась непогребенной!

— Но ведь она еще жива!

— Разве это жизнь, дорогой? Считай, что она на восемьдесят процентов уже в могиле, если не больше! Ладно, допустим, она жива, она дышит. А что ты будешь делать, когда она умрет? Где ты возьмешь деньги?

— Не знаю.

— То-то же! И я не знаю! Поэтому завтра же начнем готовиться к переезду.