Белый конь - Страница 42

Лука вырос, можно сказать, без отца. С отцом он виделся только во время летних каникул. Месяца на два приезжали они с мамой в военную часть. Дни, проведенные в лагере, Лука считал самыми счастливыми днями в своей жизни. Солдаты учили его сидеть на лошади, ездить верхом; как настоящий кавалерист, он мчался на своем скакуне и саблей рубил колья, торчавшие справа и слева. А по вечерам они шли на реку и поили коней, купали, чистили, скребли… Никогда он не представлял себе, что уход за конем, близость коня могут доставить человеку столько радости и наслаждения.

Лука видел, как уважали отца в военном лагере. Все считали его мужественным и бесстрашным наездником. Хотя в течение этих двух месяцев им редко приходилось бывать вместе, подобное отношение солдат и командиров к отцу создавало у Луки определенное представление о нем. В глубине души он гордился им, а перед одноклассниками даже хвастался его достоинствами.

Теперь же до него начал доходить смысл тетушкиных слов. Озлобленные старухи не считали своего зятя за человека и всячески поносили его. Лука молчал, но в душе у него накапливалась горечь.

«Как хорошо, что на свете есть Андукапар», — думал, оставаясь один, Лука.

На протяжении лета Лука почти не вспоминал о матери. Вернее, заставлял себя не думать о ней, потому что, как только он вспоминал ее, сердце мучительно сжималось и сразу хотелось плакать. И в то же время в глубине души он верил, что мать избежит самых страшных опасностей, скоро вернется, такая же красивая и добрая, какой он видел ее на вокзале в день ее отъезда.

Но дни шли за днями, прошел месяц, другой, а мамы все не было. Те края, где была расположена воинская часть отца, оккупировали немцы, и не только те края — враг занял почти всю Украину.

Дома тетушки не находили себе места и бродили, натыкаясь друг на друга, каждый день писали письма и куда-то их отправляли: они искали свою младшую сестру, мать Луки, но никак не могли напасть на ее след, никто ничего о ней не знал.

Тетушкам по-прежнему было не до племянника, и Лука еще больше привязался к Андукапару, доверился ему, тот его подбадривал и утешал, держался с ним как с равным, развлекал и забавлял его как мог. А когда Лука грустил, он часами рассказывал ему о полной опасностей жизни Джеймса Кука и Ливингстона или о страшных приключениях искателей кладов и ловцов жемчуга.

Внезапно изменилась жизнь всего двора.

До войны соседям нечего было делить и скрывать друг от друга, большую часть жизни, начиная с ранней весны и до поздней осени, люди проводили во дворе и на балконах. Во дворе готовилась еда. На балконе завтракали, обедали и ужинали. Здесь же спали, здесь же устраивали словесные или рукопашные битвы, все, что попадалось на язык или под руку, не стесняясь, швыряли друг в друга. Правда, ссорились ненадолго, победитель на второй или на третий же день отправлял к побежденному посредников, но послы должны были делать вид, что никто их не посылал, что ими движет только горячее желание восстановить мир между соседями. После долгих просьб и уговоров обе стороны смущенно улыбались и роняли головы на грудь. Этим выражалось горькое сожаление по поводу вчерашней или позавчерашней стычки. И снова продолжались мирные добрососедские отношения.

Таков был распорядок дворовой жизни, уклад, которому все одинаково подчинялись.

Но этот привычный уклад был неожиданно нарушен.

Люди со дворов и балконов спрятались и укрылись в комнатах. Балконы опустели, безлюдными стали и двор, и берег Куры. Казалось, будто все это очень давно покинуто жителями. Все что-то скрывали. Не делились радостью, не признавались в печали. Прятали достаток и так же тщательно скрывали бедность. Можно было подумать, что в этом старом доме поселились совсем другие люди. И как временные постояльцы, плохо знающие друг друга, они друг другу не доверяли.

Только Андукапар не изменил своим правилам, жил по-старому, по-старому катил свое кресло на велосипедных колесах, останавливался возле перил с балясинами в углу балкона, который одной стороной выходил во двор, а другой — на Куру, и до самого вечера читал книги.

Глава вторая

Все лето Лука провел на берегу Куры. Купался в реке, валялся на солнцепеке, рыбачил.

— Лука! — окликнул его однажды знакомый голос.

Лука повернул голову и увидел дядю Ладо, стоявшего во дворе под липой.

— Ты что, не слышишь, Лука?!

— Слышу, дядя Ладо, иду!

Босой Лука с трудом побежал по нагретым солнцем камням и остановился у кирпичной стены, которая поднималась прямо с берега и кончалась на уровне двора.

Дядя Ладо присел на корточки и, словно поверяя большой секрет, тихонько, шепотом, проговорил:

— Пошли порыбачим, отведем душу хоть немного.

— Пошли, дядя Ладо! — сразу согласился Лука, боясь, как бы сосед не передумал взять его с собой на рыбалку.

До сих пор дядя Ладо никогда ему такого не предлагал, и неожиданное внимание старого рыбака взволновало Луку.

— Подожди меня здесь, я сейчас, — сказал дядя Ладо и ушел.

Дядя Ладо был старый рыбак, раньше рыбной ловлей он зарабатывал себе на жизнь. А теперь работал лодочником. От старого Воронцовского моста до Мухранского простирались его владения. Он всегда сидел на длинной скамье под липой и, не сводя глаз с Куры, следил, чтобы не случилось какой-нибудь беды, чтобы коварная и жестокая река не заманила кого-нибудь и не потопила. Доброму делу служил дядя Ладо, много добра посеял он на этой земле. Кто сосчитает, сколько жизней вырвал он из волн Куры, скольких людей он спас от гибели!