Белый конь - Страница 139

139

Познакомился я и с соседями калбатони Мариам. Вернее, они сами захотели со мной познакомиться. Их мучило любопытство: зачем я прихожу и что меня связывает со старухой? В насмешку они называли ее Княжной. Не могу сказать, что они ее ненавидели, но и любить не любили. «Старее ее камня на берегу реки не сыщешь… Ей сто лет в обед, а вы только поглядите, как порхает, — аки птичка…» Больше всего их волновала библиотека: «Мы по десять человек ютимся в норе, а у нее огромный зал пустует…» Библиотеку они считали пустой комнатой. Но калбатони Мариам была словно бы заключена в прочную звуконепроницаемую оболочку: до нее эти разговоры не доходили! Человек необыкновенной памяти, каждый вечер она с блаженной улыбкой принималась вспоминать давно минувшие дни. Она точно помнила, кто и когда приходил, какую книгу просил и сколько времени тратил на чтение. Калбатони Мариам жила этим.

Ровно полтора года — восемнадцать месяцев понадобилось мне, чтобы составить опись всех книг калбатони Мариам. В конце июня сорок седьмого года я каталог закончил. Включая энциклопедии, библиотека насчитывала одиннадцать тысяч сто семьдесят шесть книг и журналов. Причем за это время я множество книг успел прочитать и кое-что выписал. Я мог закончить опись значительно раньше. Но много времени занимал университет. Порой неделя проходила так, что я заглянуть в библиотеку не успевал. Бесцельное шатание по улицам с товарищами, дни рождения, походы в кино и на стадион «Динамо»… Какой смысл без этого могла иметь жизнь!

Каким образом будет оформлена передача библиотеки университету, я не знал. Калбатони Мариам говорила, что оформит передачу в нотариальном порядке. Я понятия не имел, что нотариусы существуют и в наше время, считая их лишь неизменными персонажами французских романов. Калбатони Мариам с самого начала говорила мне: «Я не тороплюсь с завещанием, всегда успею», — и не торопилась… Эта сторона дела меня не касалась, и я вопросов не задавал.

Я был благодарен Зизи за то, что она познакомила меня с этой женщиной. А по Зизи я скучал. Мне многое нужно было ей сказать, но я встретиться с ней не мог никак. Где она была, что делала, чем жила? Хотя иногда — правда, реже, чем раньше, — до меня долетало: «Я познакомился с твоей родственницей…» С тем, что Зизи — моя родственница, я уже свыкся. Меня мучило, что я оставил ее без внимания, но где было искать ее в большом городе? В середине сентября я зашел в театральный институт разузнать о Зизи: «Такой студентки у нас не было и нет», — ответили мне. Был я на премьере в руставелевском театре, был в марджанишвилевском, шел на спектакль с надеждой, что сегодня встречу Зизи непременно. Тщетно.

Отец осуждал меня и обвинял в бездушии: «Стыдно! В конце концов, трудно ли найти девочку? Если возьмусь я, то завтра сюда приведу!» Он взялся всерьез, но и это было напрасно.

— Хоть бы мать ее адрес прислала. Тогда бы мы Зизи нашли, а так — зачем впустую по улицам бегать, — сказал я в сердцах.

— Думаешь, мать знает?..

— Как, и мать не знает?

— В том-то и дело, что она не знает и сходит с ума! — с горечью произнес отец, а потом спросил — Бичо, а может, этой девчонки и вовсе нет в городе?

Сведения о Зизи еще один-два раза долетали до меня — значит, она была в городе. Но постепенно заглохли и эти отголоски — она исчезла начисто. Но, несмотря на это, судьба Зизи не пугала меня, и теперь я верил, что она не пропадет. Слава богу, мне больше не говорили со скрытой иронией: «Я познакомился с твоей родственницей, она так пела, так плясала и еще по-тарзаньи кричала!» Зачем эта дуреха кричала по-тарзаньи?

Наверное, она образумилась, успокоилась, на сомнительных кутежах бывать перестала. После летней сессии я собирался в деревню и был уверен, что увижу там Зизи.

Меня беспокоило другое. Отец постепенно приучил меня к мысли, что наш дом будет не сегодня завтра продан. Анано предсказала мне это заранее. Продажа дома, как я выяснил в разговорах с отцом, и вправду была неизбежна. Он сказал коротко и ясно: «Желающий иметь дом в деревне должен там жить». Это закон, и нарушить его никто не может. Раз так, то ничего не поделаешь. Но меня раздражало, что отец был доволен этим. Я попросил его: «Может, проведем это лето в деревне и продадим потом?» Он засмеялся: «Не так-то легко будет этот дом продать, я не знаю в деревне человека, который купит дом Анано». «Что же делать?» — спросил я. «Нужно искать покупателя в другой деревне». Под конец у него вырвалось: «Дай бог его продать. Наконец поживем по-человечески!»

Летнюю сессию я закончил вовремя и приготовился к отъезду в деревню. Пошел к калбатони Мариам — хотел узнать, оформила ли она завещание и когда собирается передать библиотеку университету.

Скрывать не буду, мне, раз я вложил маленький вклад в это дело, хотелось при акте передачи присутствовать и, если нужно, помочь. Лучше меня никто не знал, где лежит какая книга.

Выйдя на улицу, я встретил товарища, и тот пошел со мной. Лука жил в соседнем с нами дворе, мы с ним были почти одного возраста и до войны все детство проводили на берегу Куры. Во время войны он хлебнул много горя, но все выдержал и в прошлом году сдал экзамены в университет. Все, кто знал Луку, удивлялись и восхищались им. Он нравился девушкам, хотя внешне не блистал, был среднего роста, с коротко подстриженными выцветшими волосами. Был он всегда задумчив и, казалось, знал больше, чем показывал. Удивительно он умел слушать — с большим интересом, не прерывая. Где в наше время найдешь человека, который искренне интересуется тем, о чем ты говоришь?

139